разнося весть о победе; и повелел конунг всем ристанийцам от мала до велика
снаряжаться в поход и поспешать к Эдорасу на боевой смотр - через двое суток
после полнолуния. Он взял с собой в Изенгард Эомера и двадцать дружинников.
А с Гэндальфом поехали Арагорн, Леголас и Гимли. Гном, несмотря на рану, не
пожелал отстать от своих.
- Удар-то пустяковый, пришелся вкось по шлему, - сказал он. - Да если я
из-за каждой поганой царапины...
- Сейчас попробуем подлечить, - прервал его Арагорн.
Теоден вернулся в Горнбург и опочил таким безмятежным сном, каким не
спал уж много лет. Легли отдыхать и те, кому предстоял с ним далекий путь. А
остальные - все, кроме тяжелораненых, - принялись за дело, ибо надлежало
собрать под стенами и в ущелье тела павших и предать их земле.
Орков в живых не осталось, и не было числа их трупам. Но многие горцы
сдались в плен; в ужасе и отчаянии молили они о пощаде. У них отобрали
оружие и приставили их к работе.
- Отстроите вместе с нами заново то, что разрушали с орками, принесете
клятву никогда более с враждою не переступать Изенских бродов и ступайте
себе восвояси, - сказал им Эркенбранд. - Саруман обманул вас, и дорогой
ценой расплатились вы за вашу доверчивость, а если б одержали победу,
расплатились бы еще дороже.
Дунландцы ушам своим не верили: Саруман говорил им, что свирепые
ристанийцы сжигают пленников живьем.
Подле Горнбурга посреди поля насыпали два кургана: под одним схоронили
вестфольдцев, под другим - ополченцев Эдораса. У самой стены был погребен
главный телохранитель Теодена Гайма - он пал, защищая ворота.
Трупы орков свалили поодаль, возле опушки новоявленного леса. И многие
тревожились, ибо неведомо было, что делать с огромными грудами мертвечины:
закапывать - хлопотно, да и некогда, сжечь - недостанет хворосту, а рубить
диковинные деревья никто бы не отважился, если б Гэндальф и не запретил
строго-настрого даже близко к ним подходить.
- И не возитесь с трупьем, - велел он. - К завтрашнему утру, я думаю,
все уладится.
Еще далеко не закончено было погребение, когда конунг со свитой
изготовились к отъезду. И Теоден оплакал своего верного стража Гайму и
первым бросил горсть земли в его могилу.
- Великое горе причинил Саруман мне и всему нашему краю, - молвил он. -
Когда мы с ним встретимся, я ему это попомню.
Солнце клонилось к западному всхолмью излога. Теодена и Гэндальфа
провожали до Гати - ополченцы и вестфольдцы, стар и млад, женщины и дети,
высыпавшие из пещер. Звонко разливалась победная песнь - и вдруг смолкла, далее