говорится: их покорял самый звук речей. Те же, кому эти речи западали в
душу, уносили восторг и сладкий трепет с собой, бархатистый голос слышался
им непрестанно - он объяснял, уговаривал, нашептывал. Равнодушным не
оставался никто, и немалое требовалось усилие, чтобы отвергнуть вкрадчивые
или повелительные настояния этого мягкого и властного голоса.
- Ну, что случилось? - укоризненно вопросил он. - Непременно нужно меня
тревожить? Вот уж поистине покоя нет ни днем, ни ночью! - В укоре была
доброта - и горечь незаслуженного оскорбления.
Все удивленно подняли глаза, ибо совсем бесшумно невесть откуда у перил
появился старец, снисходительно глядевший на них сверху вниз, кутаясь в
просторный плащ непонятного цвета - цвет менялся на глазах, стоило зрителям
сморгнуть или старцу пошевелиться. Лицо у него было длинное, лоб высокий,
темноватые глаза смотрели радушно, проницательно и чуть-чуть устало. В
белоснежной копне волос и окладистой бороде возле губ и ушей сквозили черные
пряди.
- Похож, да не слишком, - пробормотал Гимли.
- Что ж вы молчите? - молвил благосклонный голос. - Ну, хотя бы двое из
вас мне хорошо знакомы. Гэндальф, увы, знаком слишком хорошо: едва ли он
приехал за помощью или советом. Но как не узнать тебя, повелитель Ристании
Теоден: твой герб горделиво блещет и благородна осанка конунга из рода
Эорла. О, достойный отпрыск преславного Тенгела! Отчего ты так промедлил,
зачем давно не явился как друг и сосед? Да и сам я хорош! Надо, надо мне
было повидаться с тобой, владыкой из владык западных стран, в нынешние
грозные годы! Надо бы остеречь тебя от дурных и малоумных советов! Но, может
статься, еще не поздно? Тяжкий урон нанес ты мне ради бранной славы со
своими буйными витязями, но я не попомню зла и готов, несмотря ни на что,
избавить тебя и царство твое теперь уже от неминуемой гибели, ибо в пропасть
ведет тот путь, на который тебя заманили. Скажу больше: лишь я один в силах
тебе помочь.
Казалось, Теоден хотел что-то ответить, но речь замерла на его устах.
Он глядел в лицо Саруману, в его темные строгие глаза, призывно обращенные к
нему, потом взглянул на Гэндальфа - видимо, его одолевали сомнения. А
Гэндальф не шелохнулся: опустив глаза, он словно бы ожидал некоего знака,
терпеливо и неподвижно. Конники заволновались: слова Сарумана были встречены
одобрительным ропотом, - потом смолкли и застыли как зачарованные. Никогда,
подумалось им, не оказывал Гэндальф их государю такого неподдельного
почтения. Грубо и надменно разговаривал он с Теоденом. И сердца их стеснило
темное предчувствие злой гибели: Гэндальф по своей прихоти готов был
ввергнуть Мустангрим в пучину бедствий, зато Саруман открывал путь к
спасению, и в словах его брезжил отрадный свет. Нависло тяжкое безмолвие. далее