иное, как раболепную копию, игрушечное подобие  Барад-Дура,  великой  Черной
Твердыни с ее бастионами, оружейнями, темницами и огнедышащими горнилами;  и
тамошний властелин  в  непомерном  своем  могуществе  злорадно  и  горделиво
смеялся над незадачливым и ничтожным соперником.
Таков был оплот Сарумана, так его описывала молва, хотя очевидцев и  не
было, ибо не помнилось  ристанийцам,  чтобы  кто-нибудь  из  них  проник  за
крепостные врата, а те немногие, кто там побывал,  -  те,  вроде  Гнилоуста,
ездили туда тайком и держали язык за зубами.
Гэндальф проехал мимо столба с изваянием Длани, и тут конники заметили,
что Длань-то вовсе не белая, а точно испятнанная засохшей кровью,  и  вблизи
стало видно, что ногти ее побагровели. Гэндальф углубился  в  туман,  и  они
нехотя последовали за ним. Кругом, словно после половодья, разлились широкие
лужи, поблескивали колдобины, налитые водой, журчали в камнях ручьи.
Наконец Гэндальф  остановился,  сделал  им  знак  приблизиться,  и  они
выехали из тумана. Бледный  послеполуденный  солнечный  свет  озарил  ворота
Изенгарда.
А ворот не было; ворота, сорванные с петель  и  покореженные,  валялись
поодаль, среди руин,  обломков  и  бескрайней  свалки  щебня.  Входная  арка
уцелела, но за ней тянулась расселина - туннель, лишенный кровли.  По  обеим
его сторонам стены были проломлены, сторожевые башни сшиблены и  стоптаны  в
прах. Если бы океан во всей своей ярости обрушился на горную крепь - и то бы
он столько не наворотил.
А в кольце полуразваленных скал дымилась  и  пузырилась  залитая  водой
огромная каменная чаша, испуская пары, колыхалось месиво  балок  и  брусьев,
сундуков и ларей  и  всяческой  прочей  утвари.  Искривленные,  покосившиеся
столбы торчали над паводком; все дороги были затоплены,  а  каменный  остров
посредине окутан облаком пара. Но по-прежнему темной,  незыблемой  твердыней
возвышалась башня Ортханка, и мутные воды плескались у ее подножия.
Конунг и его конники глядели и поражались: владычество  Сарумана  было,
очевидно, ниспровергнуто, но кем и как? Снова посмотрели  они  на  арку,  на
вывернутые ворота и рядом с ними, на груде  обломков,  вдруг  заметили  двух
малышей в сером,  почти  неразличимых  средь  камней.  Подле  них  стояли  и
валялись бутылки, чашки и плошки; похоже, они только-только плотно  откушали
и теперь отдыхали от трудов  праведных.  Один,  видимо,  вздремнул,  другой,
скрестив ноги и закинув руки за голову, выпускал изо рта облачка  и  колечки
синеватого дымка.
Теоден, Эомер и прочие ристанийцы обомлели от  изумления:  такое  ни  в
одном сне не привидится, тем более посреди сокрушенного Изенгарда. Но прежде
чем конунг нашел  слова,  малыш-дымоиспускатель  заметил,  в  свою  очередь,
всадников, вынырнувших из тумана, и вскочил на ноги. Ни дать ни взять юноша, далее 

"НАУКА И ЖИЗНЬ"
главная