Топи,  а как их  Бродяжник  описывал, так  это,  как  говорится,  спасибо за
новости.
Ну а пока что идти было в охотку. Когда бы  не давешние ночные тревоги,
так и  вообще бы лучше  некуда. Мягко сияло солнце,  пригревало и не жарило.
Лес в долине был еще весь в многоцветной листве, мирный и пышный.  Бродяжник
уверенно вел  их  запутанными тропами, из  которых они  сами  нипочем  бы не
сумели выбрать нужную. А он еще вдобавок хитрил и петлял, чтобы сбить погоню
со следу.
- Осинник высмотрит, конечно, где мы свернули с дороги, - сказал он,  -
однако  за нами не пойдет, просто подскажет кое-кому. Он тут  неплохо  знает
все тропы, хоть и хуже меня. А те,  кому он подскажет, наверняка неподалеку.
Пусть они думают, что мы пошли прямо на Арчет, нам того и надо.
Бродяжник  ли так  их вел  или  еще почему-нибудь, но погони  не  было:
замечали путников  разве что птицы, лисы да шустрые белки. Они  заночевали в
лесу,  а  утром  тихо-мирно продолжили путь. Из лесу они выглянули только на
третий  день, выглянули и  спрятались. Пригорянские  угодья  они  миновали -
теперь начинались Комариные Топи.
Под ногами чавкало, следы  наполнялись мутной водой, из осоки и камышей
выпархивали мелкие  птахи. Сначала хоббиты шли бодро и уверенно, потом стали
прыгать, оскользаясь, с кочки на  кочку. Здесь даже Следопыты пути не знали:
как повезет. На них напустилась мошкара: она гудела над головой, заползала в
волосы, забиралась в рукава, в штанины - и впивалась, кусала, жалила.
-  Да  этак меня просто  съедят! -  не выдержал Пин. - Это  уж не  Топи
Комариные, а какое-то комариное царство.
- А  ежели, скажем,  хоббита поблизости нет,  то  из кого же они, гады,
кровь пьют? - полюбопытствовал Сэм, ожесточенно хлопая себя по шее.
На редкость мерзостный выдался денек в этой тусклой глуши. И ночлег был
холодный,  сырой, неудобный; пискливые кровопийцы  глаз  не давали сомкнуть.
Камыши  и осока кишели стрекочущей тварью,  какой-то дурной  роднею сверчка.
Всю ночь уши терзало тарахтенье: "Крровочки! Крровочки! Крровочки!" Под утро
хоббиты просто ошалели.
Немногим лучше  был и  четвертый день; немногим легче  четвертая  ночь.
Кровопросцы,  как  их обозвал  Сэм,  не  стрекотали, но  комарье по-прежнему
колыхалось над путниками ненасытно звенящим облаком.
Когда Фродо улегся,  донельзя усталый и  почти  без надежды уснуть, ему
вдруг  привиделся  дальний  отсвет  на  востоке:  вспыхивало и  гасло.  А до
рассвета было еще несколько часов.
-  Что  это за вспышки? - спросил  он у  Бродяжника,  который  стоял  и
всматривался в сырую тьму.
- Слишком  далеко,  не понять, - отвечал  тот.  -  Очень странно: будто
молния бьет и бьет в вершину холма.
Фродо лег, но долго еще видел яркие вспышки и темную фигуру Бродяжника.
Наконец его сморил тяжелый сон.
На пятый  день они оставили за  собой топкую трясину и  заросли камыша.
Начался едва заметный, но долгий и утомительный подъем. С востока подступали
крутые безлесные холмы. Правый, самый высокий и каменистый вздымался поодаль ... следующая страница 

"НАУКА И ЖИЗНЬ"
главная