слуха, но понятно было, что песня ее полнится осенним половодьем, как
певучая повесть реки, звенящая всепобеждающей жизнью от горных истоков до
морского далекого устья. Подойдя к окну, Фродо очарованно внимал струистому
пению и радовался дождливому дню, нежданной задержке. Надо было идти дальше,
надо было спешить - но не сегодня.
С запада примчался верховой ветер, расшевелив тяжелые серые тучи; им
было невмоготу тащиться дальше, они проливались над Курганами. Белая
известковая дорожка перед домом превратилась в молочный ручей, пузыристо
исчезающий за водяною завесой. Из-за угла рысью выбежал Том; руками он
словно бы разводил над собою дождь - и точно, оказался совсем сухой, лишь
башмаки снял и поставил на каминную решетку. Потом уселся в большое кресло и
поманил к себе хоббитов.
- Золотинка занята годовой уборкой, - объявил он. - Плещется, везде
вода, все
вокруг промокло. Хоббитам идти нельзя: где-нибудь утонут.
Переждите день, друзья, посидите с Томом. Время непогоды - осень - время для
беседы, для рассказов и расспросов... Тому много ведомо! Том начнет для вас
рассказ под шуршанье мороси: речь пойдет издалека, все вопросы - после.
И он поведал им немало дивного, то словно бы говоря с самим собою, то
вдруг устремляя на них ярко-синие глаза из-под курчавых бровей. Порою
рассказ его превращался в монотонный распев, а иногда Том вскакивал и
пускался в неистовый пляс. Он говорил о пчелах и свежих медвяных цветах, о
травах и кряжистых, заслоняющих небо деревьях, рассказывал про тайны чащоб и
колючих непролазных кустарников, про обычаи невиданных птиц и неведомых
тварей земных, про злые и добрые, темные и светлые силы.
Они слушали - и Лес представлялся им совсем по-иному, чем прежде, а
себя они видели в нем назойливыми, незваными чужаками. То и дело - впрямую
или обиняком - упоминался Старый Вяз, властный, могучий, злокозненный. И не
раз Фродо благодарил судьбу за их чудесное спасение.
Вековечный Лес недаром так назывался: он был последним лоскутком
древнего, некогда сплошного
покрова земли. Праотцы нынешних деревьев
набирали в нем силу, старея, подобно горам; им еще помнились времена их
безраздельного владычества над землею. Несчетные годы напитали их гордыней,
мудростью, злобой. И не было из них опаснее Старого Вяза с гнилой
сердцевиной, но богатырской, нерастраченной мощью: он был жесток и хитер, он
повелевал ветрами и властвовал по обе стороны реки. Ненасытно всасывался он
в плодородную почву, тянул из нее соки, расползался по земле серой паутиной
корней, раскидывал в стороны узловатые серые руки - и подчинил себе Лес от
Городьбы до Южного нагорья...
Но Лес был позабыт, и рассказ Тома вприпрыжку помчался вдоль бурного,
взлохмаченного потока, мимо вспененных водопадов, по скосам слоистых скал и
крутым каменистым осыпям, вверх по темным, сырым расселинам - и докатился до
нагорья. Хоббиты услышали о великих Могильниках и зеленых курганах, о
холмах, увенчанных белыми кронами из зазубренных камней, и земляных пещерах
в тайных глубинах между холмами. Блеяли овцы. Воздвигались высокие стены, ... следующая страница