не поверил  моим словам, когда я сказал, что Саруман - предатель.  Однако он
разрешил мне выбрать  коня  - с тем чтобы я тотчас же уехал из Ристании, - и
мой  выбор очень  его  раздосадовал:  я выбрал  на  диво  резвого  коня,  он
считался,  как  мне  с  горечью  поведал  конунг,  лучшим  конем  в  табунах
Мустангрима.
-  Тогда  это  действительно  замечательный конь, -  сказал  Арагорн и,
вздохнув, добавил: - Мне очень горько, что Властелин Мордора получает лучших
коней Средиземья  - хотя  я понимаю, что из последних событий это  далеко не
самое мрачное. Однако  еще не сколько лет назад ристанийцы никому не платили
дани.
- Да и сейчас не платят, - вмешался  Боромир, - все это злобные выдумки
Врага.  Мне ли не знать витязей Мустангрима -  наших  верных  и  бесстрашных
союзников?
- Завеса Тьмы,  - проговорил Арагорн, -  затемнила немало южных земель.
Под ее тенью переродился Саруман. Возможно, затемнен  уже и Мустангрим. Тебе
ведь неизвестно, что ты узнаешь, если сумеешь вернуться на юг.
- Только не это, - возразил Боромир. - Мустангримцы  не станут покупать
независимость, отдавая в  рабство  своих коней. Они повелители, и повелители
любящие.  А кони их  пасутся на северных пастбищах,  вдали от Вражьей завесы
тьмы, и так же свободолюбивы, как их хозяева.
- Но  конь, которого я себе выбрал, - продолжал Гэндальф, - несравним с
другими.  Он неутомим  и быстр  как ветер, ему  уступают даже кони назгулов.
Ристанийцы называют  его  Светозаром: днем  он похож на серебристую тень,  а
ночью его невозможно увидеть - особенно когда он мчится по дороге. Легок его
шаг и  стремителен бег; до меня на него никто не садился, но я укротил его и
помчался  на  север,  и, когда Фродо добрался до  Могильников, я уже пересек
границу  Хоббитании,  а ведь  мы  отправились в путь  одновременно  - он  из ... ��������� ��������