разнося весть о победе; и повелел конунг всем ристанийцам от мала до велика снаряжаться в поход и поспешать к Эдорасу на боевой смотр - через двое суток после полнолуния. Он взял с собой в Изенгард Эомера и двадцать дружинников. А с Гэндальфом поехали Арагорн, Леголас и Гимли. Гном, несмотря на рану, не пожелал отстать от своих. - Удар-то пустяковый, пришелся вкось по шлему, - сказал он. - Да если я из-за каждой поганой царапины... - Сейчас попробуем подлечить, - прервал его Арагорн. Теоден вернулся в Горнбург и опочил таким безмятежным сном, каким не спал уж много лет. Легли отдыхать и те, кому предстоял с ним далекий путь. А остальные - все, кроме тяжелораненых, - принялись за дело, ибо надлежало собрать под стенами и в ущелье тела павших и предать их земле. Орков в живых не осталось, и не было числа их трупам. Но многие горцы сдались в плен; в ужасе и отчаянии молили они о пощаде. У них отобрали оружие и приставили их к работе. - Отстроите вместе с нами заново то, что разрушали с орками, принесете клятву никогда более с враждою не переступать Изенских бродов и ступайте себе восвояси, - сказал им Эркенбранд. - Саруман обманул вас, и дорогой ценой расплатились вы за вашу доверчивость, а если б одержали победу, расплатились бы еще дороже. Дунландцы ушам своим не верили: Саруман говорил им, что свирепые ристанийцы сжигают пленников живьем. Подле Горнбурга посреди поля насыпали два кургана: под одним схоронили вестфольдцев, под другим - ополченцев Эдораса. У самой стены был погребен главный телохранитель Теодена Гайма - он пал, защищая ворота. Трупы орков свалили поодаль, возле опушки новоявленного леса. И многие тревожились, ибо неведомо было, что делать с огромными грудами мертвечины: закапывать - хлопотно, да и некогда, сжечь - недостанет хворосту, а рубить диковинные деревья никто бы не отважился, если б Гэндальф и не запретил строго-настрого даже близко к ним подходить. - И не возитесь с трупьем, - велел он. - К завтрашнему утру, я думаю, все уладится. Еще далеко не закончено было погребение, когда конунг со свитой изготовились к отъезду. И Теоден оплакал своего верного стража Гайму и первым бросил горсть земли в его могилу. - Великое горе причинил Саруман мне и всему нашему краю, - молвил он. - Когда мы с ним встретимся, я ему это попомню. Солнце клонилось к западному всхолмью излога. Теодена и Гэндальфа провожали до Гати - ополченцы и вестфольдцы, стар и млад, женщины и дети, высыпавшие из пещер. Звонко разливалась победная песнь - и вдруг смолкла, далее