утренней надежды. Он у вершины стены, еще чуть выше  -  и  вон  Кирит-Унгол,
щербина в черном гребне между каменными рогами. Рывок, перебежка - и на  той
стороне!
- Вон перевал, Сэм! - крикнул он, сам не замечая, до чего пронзительно:
высоким и звонким стал его голос, освобожденный от смрадного удушья. - Туда,
к перевалу! Бежим, бежим - мы проскочим, не успеют остановить!
Сэм бежал за ним со всех ног, но и на радостях не терял осторожности  и
озирался - не покажутся ли  глаза  из-под  черной  арки  прохода,  да,  чего
доброго, не только глаза, а вся  туша,  страх  подумать,  кинется  вдогонку.
Плохо они с хозяином знали Шелоб. Из ее Логова был не один выход.
Исстари жила она здесь, исчадие  зла  в  паучьем  облике;  подобные  ей
обитали в древней западной Стране Эльфов, которую поглотило  море:  с  такой
бился Берен в Горах Ужасов в Дориате, а  спустившись  с  гор,  увидел  танец
Лучиэнь при лунном свете на зеленом лугу, среди  цветущего  болиголова.  Как
Шелоб спаслась из гибнущего края и появилась в Мордоре, сказания молчат,  да
и маловато сказаний дошло до нас от Темных Времен. Но была она здесь задолго
до Саурона, прежде чем был заложен первый  камень  в  основание  Барад-Дура.
Служила она одной себе, пила кровь эльфов и людей, пухла и жирела,  помышляя
все о новых и новых кровавых трапезах, выплетая  теневые  тенета  для  всего
мира, ибо все  живое  было  ее  еще  не  съеденной  пищей  и  тьма  была  ее
блевотиной.  Ее  бесчисленные
порождения,
ублюдки
ее
же
отпрысков,
растерзанных ею  после  совокупления,  расползлись  по  горам  и  долам,  от
Эфель-Дуата до восточных всхолмий,  Дул-Гулдура  и  Лихолесья.  Но  кто  мог
сравниться с нею, с Великой Шелоб, последним детищем  Унголиант,  прощальным
ее подарком несчастному миру?
Несколько лет назад с ней встретился Горлум-Смеагорл, превеликий  лазун
по всем черным захолустьям, и тогда, во  дни  былые,  он  поклонился  ей,  и
преклонился перед ней, и напитался отравой ее злобы на все свои  странствия,
став недоступен свету и раскаянию. И он пообещал доставлять  ей  жертвы.  Но
вожделения у них были разные. Ей не было дела до дворцов и колец, ни до иных
творений ума и рук: она жаждала лишь умертвить всех и вся и упиться соком их
жизни, раздуться так, чтоб ее не вмещали горы,  чтоб  темнота  сделалась  ей
тесна.
Но до этого было далеко, а меж тем как власть Саурона  возрастала  и  в
пределах царства его не стало места свету и жизни, она крепко  изголодалась: далее 

"НАУКА И ЖИЗНЬ"
главная