теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и мертвящий взгляд.
Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их отшатнуло, явились из
темени два больших многоглазых пучка, и скопища пустых глаз отразили и
распылили ясный свет звездинки; смертоносным белесым огнем налились они
изнутри, огнем ненасытной и беспросветной злобы. Чудовищны и омерзительны
были эти паучьи - и вовсе не паучьи - глаза, налитые злорадством при виде
беспомощных, затравленных жертв.
Фродо и Сэм пятились, не в силах оторвать взгляда от многоглазых
пучков, а они все приближались. Дрогнула рука Фродо, он медленно опустил
светильник. Цепенящее злорадство приугасло, глаза хотели
позабавиться
предсмертной суетней жертв - и жертвы повернулись и побежали. Через плечо
Фродо, чуть не плача от страха, увидел, что глаза скачками движутся следом.
И смрад объял его как смерть.
- Стой! Стой! - выкрикнул он. - От них не убежишь!
Глаза медленно близились.
- Галадриэль! - воскликнул он и с мужеством отчаяния снова воздел
светильник над головой. Глаза застыли и опять приугасли, словно бы в некоем
сомнении. И сердце Фродо воспламенилось гневом и гордостью, и он -
безоглядно, безрассудно, отважно, - перехватив светильник в левую руку,
правой обнажил меч. Острый, надежный клинок заблистал в серебряном свете,
полыхая голубым пламенем. Высоко подняв эльфийскую звезду и выставив
сверкающее острие, Фродо Торбинс, маленький хоббит из маленькой Хоббитании,
твердым шагом пошел навстречу паучьим глазам.
Они еще потускнели, сомнение в них усилилось, и они попятились от
ненавистного и небывалого света, надвигающегося на них. Ни солнце, ни луна,
ни звезды не проникали в логово; но вот звезда спустилась в каменные недра и
приблизилась, и глаза отпрянули и медленно погасли; мелькнула тенью огромная
невидимая туша. Они скрылись.
- Хозяин, хозяин! - кричал Сэм. Он не отставал от Фродо с обнаженным
мечом наготове. - Ура и слава нам! Ну, эльфы, если б об этом прослышали, как
пить дать сочинили бы песню. Может, я как-нибудь уцелею, все расскажу им и
сам эту песню послушаю. Но дальше, сударь, не ходите! Не надо в ихнюю
берлогу! Улепетнем поскорее из этой вонючей дыры!
И они пошли по проходу дальше, а после и побежали. Там был крутой
подъем, и с каждым шагом смрад логова слабел; сердце забилось ровнее, и сами
собой двигались ноги. Но полуслепая злоба хватки не разжала: она таилась
где-то позади, а может, рядом и по-прежнему грозила смертью. Наконец-то
повеял холодный разреженный воздух. Вот он, другой конец прохода. Задыхаясь
от тоски по небу над головой, они кинулись к выходу - и снова, отброшенные далее