теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и мертвящий взгляд. Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их отшатнуло, явились из темени два больших многоглазых пучка, и скопища пустых глаз отразили и распылили ясный свет звездинки; смертоносным белесым огнем налились они изнутри, огнем ненасытной и беспросветной злобы. Чудовищны и омерзительны были эти паучьи - и вовсе не паучьи - глаза, налитые злорадством при виде беспомощных, затравленных жертв. Фродо и Сэм пятились, не в силах оторвать взгляда от многоглазых пучков, а они все приближались. Дрогнула рука Фродо, он медленно опустил светильник. Цепенящее злорадство приугасло, глаза хотели позабавиться предсмертной суетней жертв - и жертвы повернулись и побежали. Через плечо Фродо, чуть не плача от страха, увидел, что глаза скачками движутся следом. И смрад объял его как смерть. - Стой! Стой! - выкрикнул он. - От них не убежишь! Глаза медленно близились. - Галадриэль! - воскликнул он и с мужеством отчаяния снова воздел светильник над головой. Глаза застыли и опять приугасли, словно бы в некоем сомнении. И сердце Фродо воспламенилось гневом и гордостью, и он - безоглядно, безрассудно, отважно, - перехватив светильник в левую руку, правой обнажил меч. Острый, надежный клинок заблистал в серебряном свете, полыхая голубым пламенем. Высоко подняв эльфийскую звезду и выставив сверкающее острие, Фродо Торбинс, маленький хоббит из маленькой Хоббитании, твердым шагом пошел навстречу паучьим глазам. Они еще потускнели, сомнение в них усилилось, и они попятились от ненавистного и небывалого света, надвигающегося на них. Ни солнце, ни луна, ни звезды не проникали в логово; но вот звезда спустилась в каменные недра и приблизилась, и глаза отпрянули и медленно погасли; мелькнула тенью огромная невидимая туша. Они скрылись. - Хозяин, хозяин! - кричал Сэм. Он не отставал от Фродо с обнаженным мечом наготове. - Ура и слава нам! Ну, эльфы, если б об этом прослышали, как пить дать сочинили бы песню. Может, я как-нибудь уцелею, все расскажу им и сам эту песню послушаю. Но дальше, сударь, не ходите! Не надо в ихнюю берлогу! Улепетнем поскорее из этой вонючей дыры! И они пошли по проходу дальше, а после и побежали. Там был крутой подъем, и с каждым шагом смрад логова слабел; сердце забилось ровнее, и сами собой двигались ноги. Но полуслепая злоба хватки не разжала: она таилась где-то позади, а может, рядом и по-прежнему грозила смертью. Наконец-то повеял холодный разреженный воздух. Вот он, другой конец прохода. Задыхаясь от тоски по небу над головой, они кинулись к выходу - и снова, отброшенные далее