драться. Он искрошил их видимо-невидимо, какие в живых остались - бежали  со
всех ног. Но они втроем с Боромиром далеко не ушли, их окружила добрая сотня
новых орков, здоровенных, с мечами и луками. Стрелы так и сыпались, и все  в
Боромира. Боромир затрубил в свой огромный рог, аж лес загудел,  и  поначалу
враги смешались и отпрянули. Но на помощь, кроме эха, никто не спешил;  орки
расхрабрились и освирепели  пуще  прежнего.  Больше  Пин,  как  ни  силился,
припомнить ничего не мог. Последнее, что помнил, - как Боромир, прислонясь к
дереву, выдергивал стрелу из груди, и вдруг обрушилась темнота.
"Ну, наверно, дали чем-нибудь по голове,  -  рассудил  он.  -  Хоть  бы
Мерри, беднягу, не очень поранили. А как с Боромиром? И с чего это орки  нас
не убили? Где мы вообще-то и куда нас волокут?"
Вопросов хватало - ответов не было. Он озяб и изнемог.  "Зря,  наверно,
Гэндальф уговорил Элронда, чтоб мы пошли, - думал он. - Какой  был  от  меня
толк? Помеха, лишняя поклажа. Сейчас вот меня украли, и я  стал  поклажей  у
орков. Вот если бы Бродяжник или хоть кто уж догнали их  и  отбили  нас!  Да
нет, как мне не стыдно! У них-то ведь дела поважнее, чем нас спасать. Самому
надо стараться!"
Пин попробовал ослабить путы, но путы  не  поддавались.  Орк,  сидевший
поблизости, гоготнул и сказал что-то приятелю на своем мерзостном наречии.
- Отдыхай, пока дают, ты, недомерок! - обратился он  затем  к  Пину  на
всеобщем языке, и звучал он чуть ли не мерзостнее,  чем  их  собственный.  -
Пока дают, отдыхай! Ножками-то зря не дрыгай, мы  тебе  их  скоро  развяжем.
Наплачешься еще, что не безногий, соплями и кровью изойдешь!
- Моя бы воля, ты бы и щас хлюпал, смерти просил, - добавил другой орк.
- Ох, попищал бы ты у меня, крысеныш вонючий!
И он склонился к самому лицу Пина, обдав его смрадом и  обнажив  желтые
клыки. В руке у него был длинный черный нож с зубчатым лезвием.
- Тише лежи, а то ведь не выдержу, пощекочу немножечко, - прошипел  он.
- Еще чухнешься - я, пожалуй, и приказ малость  подзабуду.  Ух,  изенгардцы!
Углук у багронк ша пушдуг Саруман-глоб бубхош екай! - И  он  изрыгнул  поток
злобной ругани, щелкая зубами и пуская слюну.
Пин перепугался не на шутку и лежал без движения, а перетянутые кисти и
лодыжки ныли нестерпимо, и щебень впивался в спину. Чтоб легче было терпеть,
он стал прислушиваться к разговорам.  Кругом  стоял  галдеж,  и,  хотя  орки
всегда говорят, точно грызутся, все же ясно было, что кипит какая-то  свара,
и кипела она все круче.
К удивлению Пина, оказалось, что ему почти все  понятно:  орки  большей
частью изъяснялись на общем наречии  Средиземья.  Тут,  видно,  был  пестрый
сброд, и, говори каждый по-своему, вышла бы полная неразбериха. Злобствовали
они недаром: не было согласья насчет того, куда бежать дальше и что делать с далее 

"НАУКА И ЖИЗНЬ"
главная