Саруманом! Саруман-то раньше был главнее Гэндальфа в ихнем каком-то  Совете,
не знаю уж, что это за Совет.  Он  был  Саруман  Белый.  А  теперь  Белый  -
Гэндальф. Саруману ведено было вернуться - он и вернулся, и жезл его  тю-тю,
велели убираться - он и уполз на карачках!
- Не знаю, не знаю, только скрытности у  него  еще  прибавилось  против
прежнего, - возразил Пин. - Взять хоть этот... ну, хрустальный шар. Вроде он
доволен, что его заполучил. То ли он знает, то ли догадывается, что  это  за
шар. И нам - ни полслова, а ведь шар-то я поймал, без меня  бы  он  в  пруду
потонул. "Ну-ка, маленький, оставь шарик!" - и весь сказ. А правда, что  это
за шар? Тяжелый такой... - Пин  говорил  совсем-совсем  тихо,  точно  сам  с
собой.
- Ага! - сказал Мерри. - Вон ты чего ворочаешься! Слушай, дружище  Пин,
ты вспомни-ка присловье Гаральда,  которое  Сэм  любил  повторять:  "В  дела
мудрецов носа не суй - голову потеряешь!"
- Ну, знаешь, за эти  месяцы  мы  в  делах  мудрецов  поневоле  по  уши
завязли, - сказал Пин. - И головой только и делаем,  что  рискуем.  Невелика
была бы награда - посмотреть на этот шар!
- Спал бы ты, честное слово!  -  сказал  Мерри.  -  Все  в  свое  время
узнаешь.  Между  прочим,  по  части  любопытства  пока  еще  ни  один
Крол
Брендизайка не обставил, и ты, значит, решил на ночь глядя постоять за честь
рода? Ох, не вовремя спохватился!
- Да ну тебя! Я всего-то и сказал, что хочу на этот шар поглядеть, а на
него поглядишь, как же, Гэндальф лежит на нем, будто собака на сене. Тут еще
ты заладил: нельзя да нельзя, спи да спи! Спасибо на Добром слове!
- Пожалуйста, - сказал Мерри. - Ты меня прости, Пин, но  уж  как-нибудь
потерпи до утра. Отоспимся, позавтракаем, загоримся любопытством - авось  на
пару и распотрошим мага! А сейчас не могу больше, до  ушей  зеваю.  Покойной
ночи!
Пин в ответ промолчал. Лежал он неподвижно, однако сна у него  не  было
ни в одном глазу, и он  досадовал  на  мирно  засопевшего  Мерри.  Чем  тише
становилось, тем назойливее вертелся у него перед  глазами  черный  шар.  Он
точно снова оттягивал ему руки, и снова мерещилась  ему  багровая  глубь,  в
которую Пин успел на миг заглянуть. Он опять принялся ворочаться и  старался
думать о чем-нибудь другом.
Но это у него никак не получалось. Наконец  он  сел  и  огляделся.  Его
пронизала дрожь, и он запахнулся в плащ.  Ярко-белая  луна  холодно  озаряла
лощину, кусты отбрасывали угольно-черные тени.  Кругом  все  спали.  Часовых
было не видать: может, отошли  на  гору,  а  может,  укрылись  где-нибудь  в
папоротниках. Движимый какой-то непонятной и неодолимой силой, Пин  тихонько далее 

"НАУКА И ЖИЗНЬ"
главная