А уж сердитый онт - это не шуточки. Пальцами - что рук, что ног - они, мало
сказать, впиваются в камень: они его крошат что твой черствый хлеб.
Представьте, что сделают со скалами лет за сто древесные корни, так вот, это
делалось у нас на глазах.
Они шатали, трясли, дробили, колотили, молотили - бум-бам, тррах-кррах,
- и через пять минут эти огромные ворота валялись, где сейчас, а стены они
рассыпали, как кролики роют песок. Не знаю уж, что там подумал Саруман,
понял ли он, какая напасть на него свалилась, но надумать он ничегошеньки не
надумал. Нынче он и маг-то, видно, так себе, плохонький, но волшебство
побоку, просто кишка тонка, а для храбрости ему нужны рабы в ошейниках и
колеса на ремнях, извините, конечно, за красивое выражение. Да уж, не то что
старина Гэндальф. Саруман небось потому и прославился, что всех облапошил,
запершись в Изенгарде.
- Нет, - возразил Арагорн. - Когда-то он был достоин своей громкой
славы. Велики были его познания, победительна сметка, на диво искусны руки,
а главное, он имел власть над чужими умами: мудрых он уговаривал, тех, кто
поглупей, запугивал. И эту власть он сохранил: во всем Средиземье немногие
устоят или поставят на своем, побеседовав с Саруманом, и это даже теперь,
после его поражения. Гэндальф, Элронд, пожалуй, Галадриэль, а кто еще - не
знаю, даром что козни его и злодейства очевидны и несомненны.
- Онты - они устоят, - сказал Пин. - Однажды ему их удалось объехать по
кривой, другой раз не удастся. Да он про них мало что понимает и очень
ошибся, исключив их из расчетов. В его замыслах им места нет, а передумывать
уж теперь поздно, когда они сами за ум взялись. Словом, онты пошли на
приступ, остатки изенгардского гарнизона разбежались кто куда и точно крысы
полезли изо всех дыр. Людей онты отловили, выспросили и отпустили; их здесь
вылезло дюжины две-три, не больше. А вот из орков, крупных и мелких, вряд ли
кто спасся. От онтов - может быть, но от гворнов - никак, а они тогда не все
еще покинули долину, Изенгард был наглухо оцеплен.
Так вот, когда онты развалили и искрошили южные стены, а гарнизона и
след простыл, откуда-то выскочил и сам Саруман. Он, верно, сшивался у ворот,
провожал свое достославное воинство. Поначалу он ловко укрывался, и его не
заметили. Но тучи разогнало, звезды засияли; словом, для онтов стало светло,
как днем, и вдруг слышу - Скоростень кричит: "Древогуб, древогуб!" Он по
натуре тихий и ласковый, Скоростень, но тем страшнее ненавидит Сарумана -
его самые любимые рябины погибли под оркскими топорами. Он спрыгнул со стены
у внутренних ворот и помчался по дороге к Ортханку: они, когда надо, быстрее
ветра. Серенькая фигурка перебегала от столба к столбу и уже была у башенной
лестницы, но еще чуть-чуть - и Скоростень сцапал бы и придушил его возле
самых дверей. далее