поможете. Не мне, а своим друзьям: им-то, в Ристании и Гондоре, каково, ежели враг и спереди, и с тыла. Пока пойдем вместе - на Изенгард! - Да, мы пойдем с тобой, - согласился Мерри. - И попробуем быть тебе не в тягость. - Непременно пойдем! - подхватил Пин. - И с ихней Белой Дланью обязательно разделаемся. На что другое, а на это я погляжу, пусть от меня и не будет толку. Углука я не забуду, и как мы бежали - тоже. - Вот и ладно, и не забывай! - сказал Древень. - Но слова мои были поспешные, а торопиться не надо. Разгорячился я. Надо успокоиться и подумать, а то ведь легко сказать "хватит"! Кому хватит, а кому и нет. Разберемся! Он пошел под арку и постоял под струйчатой занавесью. Потом рассмеялся и встряхнулся, разбрызгивая зеленые и алые капли. Подумал, возвратился, лег на постель и лежал молча. Вскоре хоббиты услышали, как он забормотал. И вроде бы считал на пальцах. - Фангорн, Финглас, Фладриф, ага, всего-то, - вздохнул он. - Н-да, маловато нас осталось, вот в чем печаль. - И обратился к слушателям: - Только трое осталось из тех, что бродили, пока не обрушилась Великая Тьма, ну да, трое: я, Фангорн, а еще Финглас и Фладриф - это их эльфийские имена; можете называть их Листвень и Вскорень, если вам так больше нравится. И вот из нас-то из троих Листвень и Вскорень уже никуда не годятся. Листвень заспался, совсем, можно сказать, одеревенел: все лето стоит и дремлет, травой оброс по колено. И весь в листьях, лица не видать. Зимой он, бывало, встрепенется, да теперь уж и зимой шелохнуться лень. А Вскорень облюбовал горные склоны к западу от Изенгарда - самые, надо сказать, ненадежные места. Орки его ранили, родичей перебили, от любимых деревьев и пней не осталось. И ушел он наверх, к своим милым березам, теперь там и живет, и оттуда его не выманить. А все ж таки, сдается мне, молодых-то я, может, и наберу - вот только объяснить бы им, чтобы поняли, поддеть бы их как-нибудь, а то ведь мы ох как тяжелы на подъем. Экая жалость, что нам счет чуть ли не по пальцам! - А почему по пальцам, вы же здесь старожилы? - удивился Пин. - Умерли, что ли, многие? - Да нет! - сказал Древень. - Как бы это вам сказать: сам по себе никто из нас не умер. Ну, бывали, конечно, несчастья за столько-то лет, а больше одеревенели. Нас и так-то было немного, а поросли никакой. Онтят не было - ну, детишек, по-вашему, - давным-давно, с незапамятных лет. Онтицы-то ведь у нас сгинули. - Ой, прости, пожалуйста! - сказал Пин. - Прямо все до одной перемерли? - Не перемерли они! - чуть не рассердился Древень. - Я же не сказал далее