поможете. Не мне, а своим друзьям: им-то, в Ристании и Гондоре, каково,
ежели враг и спереди, и с тыла. Пока пойдем вместе - на Изенгард!
- Да, мы пойдем с тобой, - согласился Мерри. - И попробуем быть тебе не
в тягость.
- Непременно пойдем! - подхватил Пин. - И с ихней Белой Дланью
обязательно разделаемся. На что другое, а на это я погляжу, пусть от меня и
не будет толку. Углука я не забуду, и как мы бежали - тоже.
- Вот и ладно, и не забывай! - сказал Древень. - Но слова мои были
поспешные, а торопиться не надо. Разгорячился я. Надо успокоиться и
подумать, а то ведь легко сказать "хватит"! Кому хватит, а кому и нет.
Разберемся!
Он пошел под арку и постоял под струйчатой занавесью. Потом рассмеялся
и встряхнулся, разбрызгивая зеленые и алые капли. Подумал, возвратился, лег
на постель и лежал молча.
Вскоре хоббиты услышали, как он забормотал. И вроде бы считал на
пальцах.
- Фангорн, Финглас, Фладриф, ага, всего-то, - вздохнул он. - Н-да,
маловато нас осталось, вот в чем печаль. - И обратился к слушателям: -
Только трое осталось из тех, что бродили, пока не обрушилась Великая Тьма,
ну да, трое: я, Фангорн, а еще Финглас и Фладриф - это их эльфийские имена;
можете называть их Листвень и Вскорень, если вам так больше нравится. И вот
из нас-то из троих Листвень и Вскорень уже никуда не годятся. Листвень
заспался, совсем, можно сказать, одеревенел: все лето стоит и дремлет,
травой оброс по колено. И весь в листьях, лица не видать. Зимой он, бывало,
встрепенется, да теперь уж и зимой шелохнуться лень. А Вскорень облюбовал
горные склоны к западу от Изенгарда - самые, надо сказать, ненадежные места.
Орки его ранили, родичей перебили, от любимых деревьев и пней не осталось. И
ушел он наверх, к своим милым березам, теперь там и живет, и оттуда его не
выманить. А все ж таки, сдается мне, молодых-то я, может, и наберу - вот
только объяснить бы им, чтобы поняли, поддеть бы их как-нибудь, а то ведь мы
ох как тяжелы на подъем. Экая жалость, что нам счет чуть ли не по пальцам!
- А почему по пальцам, вы же здесь старожилы? - удивился Пин. - Умерли,
что ли, многие?
- Да нет! - сказал Древень. - Как бы это вам сказать: сам по себе никто
из нас не умер. Ну, бывали, конечно, несчастья за столько-то лет, а больше
одеревенели. Нас и так-то было немного, а поросли никакой. Онтят не было -
ну, детишек, по-вашему, - давным-давно, с незапамятных лет. Онтицы-то ведь у
нас сгинули.
- Ой, прости, пожалуйста! - сказал Пин. - Прямо все до одной перемерли?
- Не перемерли они! - чуть не рассердился Древень. - Я же не сказал далее