подающей нам вкусную человечину. Мы - посланцы Изенгарда, вы шли за нами
сюда и за нами пойдете отсюда, нашим путем. Я - Углук, слышали? Я свое слово
сказал.
- Многовато наговорил ты, Углук. - В жутком голосе послышалась издевка.
- Ох, как бы в Лугбурзе совсем не решили, что умной башке Углука не место на
его плечах. А заодно и спросят: откуда ж такое завелось? Уж не от Сарумана
ли? А Саруман-то кто такой, с чего это он свои поганые знаки рисует?
Властитель Белой Длани, ишь ты! Спросят они у меня, у своего верного
посланца Грышнака, а Грышнак им скажет: Саруман - паскудный глупец, а то и
предатель. Но Всевидящее Око следит за ним и уж как-нибудь его устережет.
- "Падаль" он говорит? Про кого - про нас? Слыхали, ребята, они
человечину жрут; да не нас ли они едят, не нашу ли мертвечину?
Орки загалдели, залязгали обнаженные мечи. Пин осторожно крутнулся в
путах: не будет ли чего видно. Охранники оставили хоббитов и подались
поближе к заварушке. В сумеречном полусвете маячила огромная черная фигура -
должно быть, Углук, - а перед ним стоял Грышнак, приземистый и кривоногий,
но неимоверно широкоплечий, и руки его свисали чуть не до земли. Их
обступили гоблины помельче. "Не иначе как северяне", - подумал Пин. Они
выставили мечи и кинжалы, но нападать на Углука не решались.
А тот гаркнул, и, откуда ни возьмись, набежало десятка полтора орков
его породы. Внезапно Углук прыгнул вперед и короткими взмахами меча снес
головы паре недовольных. Грышнак шарахнулся в темноту. Прочие попятились,
один споткнулся о Мерри и с проклятием растянулся плашмя. Зато спас свою
жизнь: через него перепрыгнули меченосцы Углука,
рассеивая
и
рубя
противников. Охранника с желтыми клыками распластали чуть не надвое, и труп
его с зубчатым ножом в руке рухнул на Пина.
- Оружие отставить! - рявкнул Углук. - Хватит с них! Бежим на запад,
вниз проходом и прямиком к холмам, дальше по берегу до самого леса. Бежать
будем днем и ночью, понятно?
"Давай-давай, - подумал Пин, - пока ты, гнусное рыло, будешь их
собирать да строить, мы тут авось кое-что свое провернем".
И было что провертывать. Острие черного ножа полоснуло его по плечу,
скользнуло к руке. Ладонь была вся в крови, но холодное касание стали
бодрило и обнадеживало.
Орки понемногу строились, но кое-кто из северян опять заартачился,
двоих изенгардцы зарубили, остальные понуро повиновались. Стояла ругань,
царила неразбериха. За Пином почти наверняка никто не следил. Ноги его были далее