подающей нам вкусную человечину. Мы - посланцы Изенгарда, вы шли за нами сюда и за нами пойдете отсюда, нашим путем. Я - Углук, слышали? Я свое слово сказал. - Многовато наговорил ты, Углук. - В жутком голосе послышалась издевка. - Ох, как бы в Лугбурзе совсем не решили, что умной башке Углука не место на его плечах. А заодно и спросят: откуда ж такое завелось? Уж не от Сарумана ли? А Саруман-то кто такой, с чего это он свои поганые знаки рисует? Властитель Белой Длани, ишь ты! Спросят они у меня, у своего верного посланца Грышнака, а Грышнак им скажет: Саруман - паскудный глупец, а то и предатель. Но Всевидящее Око следит за ним и уж как-нибудь его устережет. - "Падаль" он говорит? Про кого - про нас? Слыхали, ребята, они человечину жрут; да не нас ли они едят, не нашу ли мертвечину? Орки загалдели, залязгали обнаженные мечи. Пин осторожно крутнулся в путах: не будет ли чего видно. Охранники оставили хоббитов и подались поближе к заварушке. В сумеречном полусвете маячила огромная черная фигура - должно быть, Углук, - а перед ним стоял Грышнак, приземистый и кривоногий, но неимоверно широкоплечий, и руки его свисали чуть не до земли. Их обступили гоблины помельче. "Не иначе как северяне", - подумал Пин. Они выставили мечи и кинжалы, но нападать на Углука не решались. А тот гаркнул, и, откуда ни возьмись, набежало десятка полтора орков его породы. Внезапно Углук прыгнул вперед и короткими взмахами меча снес головы паре недовольных. Грышнак шарахнулся в темноту. Прочие попятились, один споткнулся о Мерри и с проклятием растянулся плашмя. Зато спас свою жизнь: через него перепрыгнули меченосцы Углука, рассеивая и рубя противников. Охранника с желтыми клыками распластали чуть не надвое, и труп его с зубчатым ножом в руке рухнул на Пина. - Оружие отставить! - рявкнул Углук. - Хватит с них! Бежим на запад, вниз проходом и прямиком к холмам, дальше по берегу до самого леса. Бежать будем днем и ночью, понятно? "Давай-давай, - подумал Пин, - пока ты, гнусное рыло, будешь их собирать да строить, мы тут авось кое-что свое провернем". И было что провертывать. Острие черного ножа полоснуло его по плечу, скользнуло к руке. Ладонь была вся в крови, но холодное касание стали бодрило и обнадеживало. Орки понемногу строились, но кое-кто из северян опять заартачился, двоих изенгардцы зарубили, остальные понуро повиновались. Стояла ругань, царила неразбериха. За Пином почти наверняка никто не следил. Ноги его были далее